— Странный, — согласилась Ульяна. — И неуместный.

Собеседник развернулся экономным движением локтя и поднял брови. Ответ не заставил себя ждать:

— Если мне не изменяет память, при осуществлении грузовых операций карго-мастер должен находиться в своём отсеке, — строчки из должностной инструкции были зачитаны с отзеркаленной благожелательностью. И едва уловимой издёвкой.

Девушка подплыла ближе и тоже заглянула в иллюминатор, по привычке пригладив стоящие дыбом волосы. Короткий ёжик успел отрасти за время первой половины рейса. Абрахама подмывало дунуть в оказавшуюся рядом макушку, но он этого не делал. Из двух веских соображений.

— Что мне там ловить, Джейн? — пожатие плечами было призвано замаскировать процесс запихивания «груши» в задний карман. — Танки наполняет погрузочный робот станции. Дублирующую телеметрию ведёт трюмная система корабля. Безопасность обеспечивают контрольные кластеры; там такая густая сеть датчиков, что молекула не проскочит. Когда всё закончится, карго-мастер получит уведомление на комм — и прибудет весь такой красивый, подбивать хвосты к носам. А если что-то пойдёт не так…

— Балабол, — хмыкнули в ответ. — И я всё ещё не уверена, что моё имя можно так сокращать. Нет, я помню, ты объяснял. Ульяна — Яна — Джейн. Но…

Женщина повела носом, нахмурилась и, ухватившись за леер, придвинулась вплотную. Абрахам попытался отстраниться, при этом неловко дёрнул рукой — и «груша», почуяв волю, величаво выплыла из-за спины. Ульяна вцепилась в неё, словно коршун в неосторожного полоза.

— Фишер! — тонкий, почти девичий голос стал на пол-октавы ниже, громче и стальнее. — Опять на вахте закладываешь? Мало того, что лентяй, так ещё и алкоголик!

Недовысказанное «Ну?» повисло безо всякой невесомости. Абрахам беспомощно улыбнулся. Это явно не было правильным решением.

— Всё, моё терпение лопнуло, — Ульяна рывком развернулась в сторону выхода. — Я не пойду к капитану. Старик тебе за что-то благоволит, это ваши дела. Я пойду к руководству компании! В конце концов…

Внутренняя связь захрипела, коротко взвизгнула, и по кораблю разнёсся флегматичный, породистый баритон:

— Если кто-то из вас, негодяев, прикемарил в уголку — я не осуждаю. Но погрузка закончена, и карго-мастеру следует подёргать за постромки. После чего жду отчёты от прочих служб. Машем платочками и поджигаем сопла, джентльмены. Леди тоже не следует отлынивать.

Отчётливо скрипнув зубами, Ульяна выстрелила в Абрахама дуплетом — взгляд круглых, светлых глаз, казалось, действительно обладал дульной энергией. Потом брезгливо сморщилась, сунула «грушу» в поясное крепление, отвернулась. Вынырнула через распахнувшуюся дверь. Лентяй, алкоголик и по совместительству карго-мастер вздохнул и неспешно поплыл следом.

Впрочем, когда коридор раздвоился и старший помощник Бочар гордо удалилась по направлению рубки, движения Абрахама стали энергичными и скупыми. Он человекоподобным снарядом пронёсся в сторону грузового отсека, мягко отталкиваясь от стен. Кувыркнулся через открытый люк, ухватившись за крышку. И красиво упал аккурат в противоперегрузочное кресло. Ложемент тут же выпустил с десяток ремней, прижимая хрупкое человеческое тело с убедительной и заботливой силой.

— Давление в танках — норма, — принялся диктовать уверенный, совершенно не хмельной тон. — Накладные на груз переданы сервером станции… Не представляю, как эти ребята висят здесь месяцами.

— Эйб, — укоризненно буркнуло в наушнике. Тот кивнул.

— Продолжаю. Контроль герметичности бдит. Утечки ниже любого минимума. Число Авогадро завистливо плачет в углу…

— Фишер! — а вот это уже было похоже на рычание. Женское. Ухмыльнувшись, Абрахам нажал пару клавиш.

Сенсоры в критичных системах дублировались механикой. Впрочем, как и по всему кораблю; даже в гальюне наличествовала дверца, за которой пряталась рукоятка ручного насоса. Иллюминаторы тоже оставались данью этой пространственной паранойе.

А паранойя была единственным действенным способом выжить в космосе. Со временем она становилась не просто образом мышления. Она поселялась где-то внутри каждого пустотника — сначала на периферии личности, потом всё ближе к центру. Люди заострялись, ощетинивались. Из-за этого Ульяна так заводилась, когда он пил.

Из-за этого Абрахам всегда держал себя слегка подшофе.

— И-и-и даю добро, — последняя клавиша утонула в консоли. — Да не расплещем же ни капли.

В наушнике снова скрипнули зубы. Правда, этот звук был тут же перекрыт задумчивым голосом Старика:

— Самоирония — великое дело. Принято, Эйб. Жизнеобеспечение?

— Так точно, кэп, — ответил в общем канале уже другой голос.

— Непосредственная оборона?

— На чеку.

— Машинное?

— Тикаем, как ходики, вашбродь!

— Не переборщи с русской классикой, Нико. Штурман, что у нас с траекторией?

— Курс оптимальный, сэр! — в интонациях Ульяны всё ещё позвякивал металл. Абрахам мысленно пообещал себе поговорить с психотерапевтом — на тему стрессов и вызванных ими зависимостей. Тем временем капитан прокашлялся и расслабленно объявил:

— Ну что, вижу, кони стоят пьяны, хлопцы запряжены… Поехали на маленькой.

«Фархад» еле заметно дрогнул. Начала наваливаться тяжесть — сначала незаметная, потом неприятная. После невесомости всегда было так. Кресло принялось шевелиться под Абрахамом, принимая более распределяющую нагрузки форму.

Через десяток минут корабль дрогнул ещё раз. Сильнее. Нервнее. Подсветка отсека мигнула. А затем невесомость вдруг вернулась. Вместе с тухлым, кислым ощущение где-то под ложечкой.

Что-то пошло не так.

***

Внутренняя связь на грузовом судне — величайшее из изобретений. Достаточно представить себе толпу вестонош — «курьеры, курьеры, тридцать пять тысяч одних курьеров!» — которым пришлось бы носиться по палубам, передавая приказы, отчёты и подтверждения. Рабочий комм делал всё то же самое, имея к тому же функцию видеовызова. На тот случай, если бы слов и интонаций оказалось недостаточно, и пришлось бы угрожающе шевелить бровями, надувать щеки, а также поджимать губы.

Но в минуты стресса, в мгновения паники, в часы душевного раздрая человек особо остро ощущает своё одиночество. И стремится не столько к эффективной коммуникации, сколько к возвращению слегка позабытого в сети чувства локтя. Единства своей маленькой стаи. Контакта, установленного через все наличные и воображаемые органы чувств.

Поэтому, когда Абрахам нырнул в основную рубку, никто не упрекнул его за нарушение штатного расписания и оставление поста. Даже Ульяна.

— Кэп…

Старик отмахнул тёмной, жилистой рукой. Тяжёлые веки были прикрыты, голова слегка наклонена, и казалось, пожилой мулат спит. Но через секунду он проговорил-пропел своим джазовым баритоном:

— То есть, это плазменный эмиттер. Нико, ты меня не дуришь?

Указательный палец чиркнул по консоли. Голос механика тут же заполнил помещение:

— Никак нет… В смысле, увы.

— Увы, — повторил капитан со вздохом. — А так хотелось, чтобы ты меня дурил. Потому что в противном случае нам всем тут становится слегка тоскливо.

Бочком подплыв к пилоту, Абрахам елико возможно тихо уточнил:

— Что, действительно движок скис?

Тот так же негромко выругался по-китайски, потом поднял щёлочки глаз:

— Ты слышал.

Холод протянул карго-мастера по спине. Тот самый холод бесконечного и безразличного космоса, многократно оболганный фантастами. Тот самый холод одинокой и вечной ночи, хтонического ужаса, знакомого ещё кроманьонцам. Абрахам остро пожалел, что под рукой нет верной «груши». Но тут же вдохнул, выдохнул и громко задал глупый, очевидный вопрос:

— Какие у нас варианты?

— Верно мыслишь, Эйб, — выпрямился в кресле капитан. — Но их немного. С такой траекторией мы свалимся на Юпитер где-то через час. На станции рвут шерсть — везде, где находят: их буксиры буквально утром ушли двигать выработанную шпиль-скважину. Вернутся не раньше, чем через три часа. Отсюда мораль…