Да, он вытащил этих молодчиков и оплатил за них штраф, стараясь скрыть произошедшее от окружающих. А потом лично отметелил всех троих за то, что пошли на поводу у его сына и попытались выкрасть для обиженного и пораненного дитяти замужнюю женщину. Думаю, он бы и сыну вломил, да тот после хольмганга и так еле двигается. Вот так-то. Бережной, оказывается, был в чем-то прав. А я – нет. Стыдно. Эх, так промахнуться! «Элементарно, друг мой»… «трубки не хватает»… Тоже мне, Шерлок Холмс недоделанный.
Я вздохнул и, уже привычным усилием погрузив своих говорливых собеседников в оздоровительный сон, покинул квартиру. Скоро рассвет, а мне еще до гостиницы чапать и чапать. Надо поспешить. Тем более что, если я не ошибаюсь, то завтра, точнее, уже сегодня нас будет ждать увлекательнейшее зрелище. Спектакль одного актера, пьеса под названием: «Кающийся грешник». В том смысле, что если допрошенные мною варнаки не соврали, то после обеда Климин привезет к нам в гостиницу своего болезного сынулю, который и станет бить поклоны перед Ладой и слезно молить о прощении. Хотя я бы на месте полусотника заставил его просить прощения у родни того, четвертого подельника, что сейчас, с пулей во лбу, лежит в леднике патологоанатомического отделения брежского полицейского департамента.
Говорю же, сделал меня старый бретер… Хотя… кое-какие нестыковки всё равно остаются, и они, между прочим, никак не дают мне покоя. Ну да ладно, разберемся. Как говорилось в одной умной книжке, «все тайное рано или поздно становится явным». Так что, подождем немного, а там, глядишь, и еще какие подсказки выскочат. Прорвемся.
Глава 2
Иногда лучше ошибиться, чем убедиться в собственной правоте
Визит младшего Климина фурора не произвел, да, честно говоря, я и сам не особо горел желанием превращать частное событие в публичное действо. И в этом моем нежелании не было никакой заботы о чувстве гордости молодого ушкуйника или боязни того, что он еще больше обозлится на мою семью. Всё гораздо проще. Хорошенько подумав, я решил не оставлять дела на самотек и разобраться в происходящим до конца. Ну не понимаю я, зачем Нестору Климину потребовалась вся эта заваруха с похищением. Крышу от любви сорвало? Смешно… Конечно, сам этот лихой ушкуйник вряд ли захочет ответить на мои вопросы, и именно поэтому я надумал перекинуться парой слов с его отцом, благо тот заявился в гостиницу вместе с сыном. Естественно, что он также не горел желанием общаться со мной, и уж тем более не стал бы тратить время на беседу после публичного принесения извинений. А вот если извинения будут принесены в более… хм… камерной обстановке, тогда у меня появляется шанс… И кто я такой, чтобы от него отказываться?
Лада молча и неподвижно, с невозмутимостью скульптуры выслушала короткую речь бледного гостя, явно еще не оклемавшегося после проигрыша на хольмганге. И лишь когда ушкуйник умолк, закончив бормотать о том, «что лишь потеряв голову от страсти, он пошел на столь неблаговидный поступок», Лада наконец пошевелилась. Медленно поднявшись с кресла у окна, специально перетащенного охранителями из спальни в гостиную, она оперлась на мою руку и, сделав несколько шагов, оказалась в каком-то полуметре от мрачно глядящего на нас Нестора. Интересно, он в самом деле думает, что Лада поверит в этот бред?
Несколько секунд она всматривалась в лицо старого знакомого, после чего кивнула.
– Я принимаю твои извинения, Нестор Любимич и… рада, что некогда мой отец отказал тебе в сватовстве. – В этот момент, я еле успел удержать спокойное выражение лица. Какие тайны вскрываются, однако!
Лада развернулась, отпустила мою руку и, не проронив более ни слова, исчезла за дверью спальни. Климин-старший катнул желваки и, смерив ссутулившегося сына совершенно нечитаемым взглядом, мотнул головой, молча приказывая ему выйти из номера. Нестор также безмолвно подчинился.
– Любим Будеславич, не могли бы вы задержаться? – Мой голос остановил полусотника, когда тот уже собрался было покинуть гостиную следом за сыном. Климин обернулся и недоуменно приподнял бровь. Дескать, что вам еще нужно, любезный? Ну как не ответить на такой вежливый вопрос… – У меня есть к вам разговор, и боюсь, непростой.
– Я вас внимательно слушаю. – Нет, это просто поразительно, как столь нейтральная фраза в устах этого… превращается чуть ли не в прямой посыл по известному сексуально-пешеходному маршруту. Талант, определенно талант. И сейчас мы его будем шлифовать, в полном соответствии с «Рекомендованной методикой ведения ментального допроса» за авторством моего дражайшего шефа.
Я указал Климину на кресло, только что оставленное моей женой.
– Присаживайтесь, Любим Будеславич. – Дождавшись, когда мой оппонент разместится в кресле, я уселся на диван и продолжил: – Для начала позвольте узнать, вам известно, по какому ведомству я служу?
В глазах полусотника на миг скользнула растерянность… а потом пришло понимание.
– Угрожаете, господин охранитель? – Тонкие губы разошлись в кривом подобии ухмылки, а вот эмоциональный фон моего собеседника буквально вскипел.
– Ничуть. Только хотел бы уточнить, откуда вы узнали этот факт моей биографии. – Покачав головой, ответил я. Качели, они качели и есть. Ошеломить, разозлить, удивить, и по новой…
– Откуда? – переспросив, нахмурился Климин.
– Именно. Я, разумеется, не делал тайны из своей службы, но и не объявлял о ней во всеуслышание. О! И если вы сейчас скажете, что кому-то из вашей досмотровой команды во время визита на «Варяг» попались на глаза некие документы, в которых данный факт был отмечен, я рассмеюсь, честное слово. Так что, Любим Будеславич, поведаете, какая птичка напела вам эту песенку?
– Мир слухами полнится, Виталий Родионович. – Развел руками полусотник, оправившись после моего заявления. Пришел в себя? Молодец. Лови.
– О да, что касается слухов, тут вам равных нет, Любим Будеславич. – Рывком увеличив давление на слабую ментальную защиту собеседника, я подался вперед. Очевидно, получилось слишком резко, поскольку не ожидавший этого Климин тут же отшатнулся. – Особенно когда дело доходит до их распространения.
– Не понимаю, о чем вы, господин Старицкий, – выдохнул полусотник, явно чувствуя неудобство от нарастающего давления на свои эмоции и мысли. Нет, я не пытался читать своего оппонента, до такого мастерства еще очень далеко, но вот зажать его в тиски воли, сковывая эмоции и контролируя ментальные оболочки, это мне уже вполне по силам. Лгать и изворачиваться под таким прессом проблематично даже для мастеров управления менталом, а уж Любим Будеславич к таковым точно не относится.
– Вам напомнить, как в кружале вы обвиняли мою законную жену в том, что она стала содержанкой у «канцелярской крысы»? То есть фактически обозвали её продажной девкой… – Настала моя очередь кривить губы в злой ухмылке. И давить на него, давить, пока не дрогнет! Зацепив взглядом взор Климина, я откинулся на спинку дивана и, так и не дождавшись ответа, побарабанил пальцами по лакированному подлокотнику. – Что ж. Вижу, намек вы не поняли. Тогда буду говорить открыто. Либо вы сейчас, не таясь, рассказываете мне, кто, когда и при каких условиях рассказал вам о моей персоне, либо покидаете этот номер, но предупреждаю, как только вы окажетесь на людях, я тут же брошу вам вызов на хольмганг за нанесенное моей жене оскорбление, чему был свидетелем её отец. До смерти. А после приглашу в круг и вашего сына, за попытку похитить мою жену. Ведь его извинений кроме нас никто не слышал, не так ли? Ну так как, Любим Будеславич, желаете, чтобы ваш род пресекся?
– Ты так уверен, что переживешь бой со мной, охранитель? – побагровев, прошипел Климин, одним резким и нервным движением смахивая со лба выступившие капли пота. Ага, зацепило! Ну держись, волчина морской.
– Не верите, полусотник? Что ж, ваше право, но позвольте кое-что продемонстрировать. Глядишь, и передумаете, а? – Я ухмыльнулся и провалился в транс.