Звучало жестоко. Но справедливо. Молодой Фишер поморщился, одним глотком опустошил свою чашку и грохнул ее на стол.
– Все, я вернулся с небес на землю. Что у нас еще есть из серьезного?
Оосава одобрительно покивал:
– Вот таким вы мне снова нравитесь. А из серьезного… Ну, вот еще данные по «Реморе» с Нового Эдинбурга. Честно говоря, я пока не вижу, чем это может нам помочь. Мои спецы смогли установить конкретную модель, год выпуска, даже серию и номер корпуса. Но отследить по ним, где и кем был куплен или украден данный экземпляр, не удалось. Я все же подозреваю серьезную инфодиверсионную поддержку террористов со стороны игроков внутри комитета…
– А в последних четырех случаях? – уточнил Саймон. – Террористы покидали корабли тем же способом?
– Ну да, крали штатные челноки. Потом эти суденышки находили брошенными на дальних орбитах. Видимо, пересаживались на свои транспорты.
– Есть данные, на какие именно? – Вопрос казался странным самому лоцману, но почему-то просился на язык. Оосава насторожился.
– В смысле, «какие»? Орбитальный контроль мы снова вздрючили, но сами знаете, возле обитаемых планет всегда такое столпотворение…
– Орбитальный контроль вам ничего не даст, – убежденно проговорил Саймон. – Как и в прошлый раз. Я бы на месте наших оппонентов подстраховывался по полной. Но можно попробовать провернуть уже удавшийся нам фокус с астрономией. И знаете что? Готов поспорить на бутылку Macallan [64] полувековой выдержки, что обнаружится все та же «Ремора». Или ее парный модуль.
В глазах ооновца светился неподдельный восторг. Он снова помотал головой, вскочил и прошелся вдоль стола.
– Я правильно понимаю, к чему вы ведете? Как интересно получается, psia krew [65] …
– Да, я думаю, вы понимаете правильно. – Лоцман пожал плечами. – И, Анжело… Можно мне еще кофе?
Глава 12
Эволюция часто идет по спирали. Она копирует те или иные приемы, методы и элементы из предыдущего витка в новый, развивая и улучшая, упрощая и отбрасывая. В отношении технического прогресса, который можно условно назвать эволюцией искусственной, не сильно умело направляемой человеком, это справедливо в той же мере.
Нагляднее всего, как выяснилось, данный эффект проявляется в отношении способов передачи информации на расстояние.
К середине двадцать первого века интернет был везде. Еще через десяток лет – везде не только в планетарном, но и в системном масштабе. Развитие технологии связи, основанной на принципе квантовой запутанности, рвануло вперед после победы над проблемой декогеренции. Если вкратце – связанные сложнопостижимыми законами микромира частицы стало возможно сохранять в этом их странном состоянии сколь угодно долго. И скорость передачи данных в сотни тысяч раз превышала скорость света.
Правда, как выяснилось позже, когда лоцманы вышли из тени и первые поселения человечества возникли за пределами облака Оорта, проблема расстояний никуда не делась. Более того, она вышла на новый уровень. Квантово запутанные корпускулы, доставленные с Земли, скажем, в систему Тау Кита, послушно принимали сигнал от своих далеких близнецов. Но на сигнал этот накладывалось столько искажений, что кое-кто по старинке обозвал явление «белым шумом».
Над решением задачи билось не меньше исследователей, чем тех, кто в это же время занимался вопросами терраформирования новооткрытых планет. И наиболее эффективным вариантом признали проект челночных накопителей. Ну, за неимением лучшего, как водится.
Каждый корабль, совершающий регулярные переходы между системами, оборудовался независимыми приемником, передатчиком и объемистым банком данных. Информационные запросы, направленные из системы вовне, скидывались в это хранилище прямо перед тем, как корабельный лоцман делал шаг, – отчасти этим объяснялась получасовая готовность перед каждым прыжком. Сетевые узлы, расположенные на планетах и в пространстве, получали сигнальные пакеты. Информация начинала поступать на гигантскую «флешку», в которую превращалось судно.
А затем, по достижении транспортом точки назначения, данные с накопителя сбрасывались обратно в сеть – уже новую. Запросы проходили анализ и трассировку, единицы и нули обрабатывались, пользователи получали нужный им контент. При необходимости – проводился редирект на новый носитель. И на следующий. И еще. Получался такой себе аналог голубиной почты – на гораздо более масштабном уровне.
Но на все это требовалось время. Так что немудрено, что сбор сведений по кораблям террористов занял у многочисленных, но все же не бесконечных служб Четвертого комитета не меньше недели.
За этот период Саймон окончательно втянулся в ритм и стиль работы. Он тоже начал пропускать обеды, перекусывать во время обсуждения тех или иных вопросов, перестал воспринимать табачный дым как раздражитель. Удалось даже выбить разрешение от службы безопасности на право перехода напрямую в кабинет Оосавы – с полного одобрения и даже настояния последнего.
Новости поступали тревожные. Террористы залегли на дно, а вот информационная волна, поднятая последним падением грузовика, захлестывала каналы, сетевые площадки и умы публики. Самым популярным вопросом, поднимаемым на всевозможных ток-шоу, равно как и на форумах, в соцсетях и на якобы стихийных митингах, оставался: «Нужны ли нам лоцманы, если они ни на что не способны?» А кроме того, с обновленным энтузиазмом встрепенулись сторонники тех или иных отделений, автономий и самостийностей.
Периодически Анжело встречался с представителями прочих комитетов, согласовывая взаимодействие. Атмосфера этих собраний нервно искрила, и в такие моменты Саймон ощущал себя лишним, но ооновец рекомендовал ему присутствовать. «Для опыта, – пояснял он. – Пригодится». В текущей перспективе это казалось маловероятным, но все же не невозможным.
Отец не писал и не звонил. Видимо, решил дать блудному чаду время: вспомнить былые подвиги, побуянить, побунтовать… Саймон порой ощущал что-то вроде смутного сожаления и даже жалости. Но, во-первых, тут же снова накатывала злость, а во-вторых, отвлекаться на посторонние переживания выходило не с руки.
Наконец, удалось собрать более-менее достоверную картину эвакуации диверсионных команд. Как Саймон и предсказывал, данные служб орбитального контроля оказались кем-то подправлены. Зато удалось неплохо поживиться среди астрономов, а также снять записи с радио-, опто- и гравилокационных комплексов тех кораблей, что курсировали неподалеку.
– Что же, кривые глухие окольные тропы оказались не такими уж запутанными, – отметил Оосава, удовлетворенно потягивая морковно-грушевый сок из высокого стакана.
Неожиданное содержимое появилось в результате маленького бунта секретарши, которая заявила, что уволится, если начальство не перестанет забивать фазу на свое здоровье. Такой же неожиданной стала внезапная покладистость Анжело, согласившегося на все условия. Это навело юного лоцмана на интересные мысли… Впрочем, озвучивать их вслух он благоразумно не стал. Вместо этого предложил свою теорию:
– Я просто подумал: что, если они не покупали этот челнок? Если даже и не крали?
Тоже решив поддаться уговорам Соледад, Саймон налегал на минералку – напиток чем-то неуловимо напоминал о доме. Точнее, о детстве, проведенном в нем, хотя подобные ассоциации вызывали смешанные, сложно разлагаемые на компоненты чувства.
– Существуют же документальные свидетельства о провалившихся попытках колонизации? Я и прикинул: один канувший в гравитационный колодец «Группер» – это сразу две потенциально бесхозных «Реморы». Осталось провести идентификацию и сложить два и два.
– То есть вы считаете, что наши деятели могли обосноваться где-то на Потерянных Мирах? – ооновец махом опрокинул оранжевую жидкость в себя и удовлетворенно поморщился. – Да, дурацкое название, но как-то прижилось.