Руна. Маленькая руна, высеченная на обсидиановом камне. Та самая, которую вельва использовала во время ритуала посвящения.
– Твой путь, – шипит она беззубым ртом, отходя в сторону, – начался.
Слова эти доносятся до него, и тело напрягается, ощущая тревогу. С чего говорить ей о пути? Речи эти пробуждают в нем отголоски разговора, что, словно со дна пойла из дурман-травы, всплывают на поверхность. Издали слышит он собственный голос и голос младшей сестры, мертвой сестры, и пронзают они Витарра острыми наконечниками стрел.
«– Раидо – хорошая руна.
– Правда?
– Она означает «дорога». Или «новый путь».
Что на самом деле означало предсказание, полученное Ренэйст после охоты? Могло ли случиться так, что на самом деле она жива? Спасаясь от разъяренного морского чудовища, корабли отплыли от места нападения так стремительно, что она могла просто остаться незамеченной. От этой мысли становится горько. Она нуждалась в помощи, а они оставили ее.
Отвернувшись, он смотрит в совершенно другую сторону, не желая видеть момент, когда курган охватит пламя. Знает, что чувство вины душит его мыслями о сестре. Ему бы хотелось, чтобы Ренэйст была здесь, чтобы смогла найти подход к каждому, одним своим присутствием заставляя утихнуть споры и бури. Быть может, она не хотела быть правительницей, но она умела ей быть. Знала, как должна была себя вести, что сказать и как посмотреть.
Маленькая, напуганная девочка, вынужденная стать взрослой слишком рано.
Решимость поднимается из его груди, душит, крепко стиснув глотку своей пламенной хваткой. Нет. Теперь он должен нести ответственность, должен получить то, что положено ему по праву наследования. Каждому ведомо, чей он сын, и конунг при всем желании не смеет отрицать их родство. От его ненависти Витарр не прекращает быть тем, кем был рожден. Нет ни брата его, ни сестры, а это значит, что остался только он.
Теперь Братоубийца возьмет свою судьбу за рога.
Витарр вздрагивает, стоит холодной ладони стиснуть его искалеченное запястье, лишенное двух пальцев, и опускает взгляд вниз. Вельва стоит подле него, вырвав из вязкого плена тяжелых мыслей. Он чувствует запах смерти, пота и трав, что исходит от нее, и невольно морщится, до того вонь та противна. Но хватка ее крепка, и вскидывает ведьма на него слепой взгляд, царапая желтыми ногтями кожу на его запястье.
– Пусты могилы брата твоего и сестры, – шипит старуха подобно змее, – лишь оттого, что не для них они были уготованы. Тебя желают в свои объятья мертвые боги, Братоубийца, плату за клятву, кою ты дал, да нарушил, пустоголовый щенок. Нет больше спин, за которыми ты можешь скрыться, и не сбежать тебе от судьбы. Вар идет за тобой.
Становится тяжело дышать, и Витарр раскрывает рот, пытаясь вдохнуть. Слова вельвы сбивают с него всю спесь, раскрывают старые раны и выжигают новые, заставляя нутро истекать кровью.
Такими глупыми кажутся теперь мысли о том, что займет он дóлжное место. Никогда не станет он своим, не то что правителем. Ему так хотелось верить в то, что у него есть шанс на спасение, но слова вельвы поясняют одно – у богов, пусть они и мертвы, свои на него думы. Зло оскалившись, выдергивает он руку из хватки сморщенной, но невероятно сильной женщины, зверем разъяренным рыча:
– Прикуси свой поганый язык, старуха! Поди прочь!
Та ничего не отвечает. Лишь заходится хриплым смехом, качая седой головой, и идет прочь, продолжая бессвязно бормотать. Юноша смотрит ей вслед, скрипя зубами, ладонью сжимая рукоять верного меча. Ему бы пронзить согнутую эту спину, пролив черную ведовскую кровь на снег, да только деяние это не сделает ему чести.
«Твой путь начался» – вот что сказала вельва, стоя над костром его сестры. Вспоминает он слова иной провидицы, что из раза в раз повторяла ему свое предсказание.
«Пройдет белая дева сотни дорог, повернет колесо против его оси и воротится назад, ведя за собой погибель. Ты – тьма, Витарр, сестра твоя – свет. Однажды один из вас убьет другого».
Сага.
Должен увидеть он молодую вельву, спросить еще раз, что таят в себе слова, что шепчут ее устами погибшие боги. Есть ли надежда, что жива сестра его? Сага говорит, что «белая дева пройдет сотни дорог», старуха пророчит мертвой Ренэйст начало пути, лишь глупец не поймет, как связаны эти слова!
Оборачивается Витарр, смотрит на костер, что полыхает ярко в ночи, и скалит зубы. Сжимает конунг в руке пылающий факел, наблюдает за тем, как охватывает пламя принесенные ими дары. Кюна падает на колени, содрогаясь всем телом; к ней приближается Сванна, супруга Тове ярла, и становится коленями в снег подле нее, обнимая за плечи, пока по другую сторону в снег опускается Хакон, стремясь помочь своей повелительнице. Собственный сын Сванны, потерявший в набеге глаз, лежит сейчас в одном из домов, набираясь сил. Все время с момента их возвращения находился он между мирами, как однажды был и сам Витарр.
Но Ове выжил. Почему не могла выжить Ренэйст?
Двойственность собственных мыслей губит его, Витарр не может понять, чего жаждет на самом деле. Должен ли он надеяться на то, что сестра жива, или же кончина ее может облегчить его страдания? Тянет ли она его за собой в могилу или, наоборот, взрастет из ее костей его будущее? Змеями клубятся эти мысли в его голове, темными голосами звучат, когда пытается спать. Конунгов сын должен знать правду.
– Это ты виноват! – восклицает Йорунн, вскинув на супруга своего покрасневший от слез взгляд. – Ты сгубил нашу дочь! Я молила тебя не забирать у меня Ренэйст, не делать из нее воина, но ты не послушал меня! Каждому ведомо, сколь я противилась твоему решению, и вот к чему оно привело! Лишь ты виновен во всем, Ганнар, лишь по твоей воле моей дочери больше нет со мной! Лучше бы боги забрали тебя, лучше бы это ты умер!
Конунг ничего не отвечает. Продолжает держать в руке своей факел и смотрит на пламя, кое разгорается все больше, пожирая все возложенные на него подношения. Кажется, что мгновение – и сам шагнет он в этот огонь.
Сванна помогает Йорунн подняться с колен и, обнимая за плечи, уводит прочь. Кюна продолжает изрыгать проклятья сквозь слезы, и столь не похоже это на нее, что каждое слово ее сопровождается обеспокоенным шепотком толпы. Кто бы мог представить себе, что нежная и кроткая женщина способна на подобное выражение чувств?
Ярко пылающий костер больше никому не интересен. В одно мгновение люди словно бы забыли о том, для чего они здесь. Все их внимание отныне приковано к конунгу и его супруге, словно бы ничего важнее их ссоры не существует.
Оттого то, что происходит дальше, остается никем не замеченным. Никем, кроме Витарра, по обыкновению наблюдающего за всем из тени.
Быстрым шагом приближается Хакон к погребальному костру, полный отчаянной решимости. Витарр видит, как запускает он руку в самое пламя, выхватывая некий предмет из подношений. Стиснув зубы, выдергивает берсерк руку из огня, раскрывает ладонь, глядя на свою добычу, после чего разворачивается, встречаясь с конунгом взглядами. Ганнар смотрит на него в немом изумлении, и Хакон отвечает ему, да за ревом пламени Братоубийце не услышать его слов. Медведь уходит, расправив плечи, и Витарр следует его примеру, направляясь в Чертог Зимы.
У него не так много времени. Обряд окончен, и вскоре те, кто присутствовал на похоронах, вернутся в свои дома. Ему нужно успеть все подготовить, пока поселение пустует. Пока есть возможность остаться незамеченным.
Чтобы получить ответы, он должен привести к ней ее сестру.
Пламя погребального костра утихнет не скоро. Орошенный жиром, курган будет долгое время ярким факелом светить в ночи до тех пор, пока не останется от него одно пепелище. Только даже когда миг этот настанет, будет продолжать свое одинокое пиршество Ганнар конунг в стенах Великого Чертога до тех пор, пока не останется в нем сил для того, чтобы поднять тяжелую кружку. Заливает он горе свое крепким медом, да горечь его не может хоть на миг заглушить боль, кою испытывает могучий вождь. Будучи правителем, не может позволить конунг, чтобы хоть кто-то смог увидеть его слабость. В народе прослыл Ганнар Покоритель грозным и жестоким, познающим усладу лишь в бою, и слава эта тянется из самой его молодости. Тяжелый нрав младшего сына Ленне конунга мог укротить лишь его брат, Снорре, которому и было суждено занять отцовский престол. Спокойный и тихий, куда больше интересовался он изучением собственных земель и составлением карт, чем воинским ремеслом, что и было камнем преткновения меж двумя братьями. В тот миг, когда Снорре погиб в пещерах, погребенный под обвалом, Ганнар был с ним. Именно его обвиняли в произошедшем, об этом шептались люди за его спиной.